Лимита

Я живу в Москве и около нее двадцать два года из моих неполных сорока. То есть – большую часть жизни. Однако я остаюсь для тех, кто родился в Москве, лимитой. Понаехавшим. Это было бы понятно в американской традиции, где в городе о трехстах жителях существуют свои древние правила и законы. Но в многомиллионном мегаполисе такая фиксация на собственной самости выглядит смешной и беспомощной. Москву сделала лимита. Москва сама по себе, в своей исконной провинциальной серости – деревня. Забытая светом провинция, из которой сбежала правящая династия. Сбежала не просто так, а потому что в Москве было скучно. А все оживления Москвы как организма обычно были связаны именно с приезжими – начиная с князя Даниила Александровича и заканчивая мэром Лужковым, который хоть и родился в столице, но зато в семье самых настоящих лимитчиков, понаехавших из Тверской области. Вот я и спрашиваю: коренной москвич – это кто? Существует стандартный ответ на этот вопрос – это тот, кто в третьем поколении. Но это же совершенно фашистский ответ. Если твоя прабабушка родилась на Хитровке – то ты, получается, лучше, чем я, чья прабабушка родилась на Дону? Почему? Почему у тебя больше прав на Москву, чем у меня? Здесь интересно задуматься на тем, что такое вообще – город Москва. Ведь это просто кусок территории. Коренной москвич, родившийся в Ясенево имеет к истории Москвы такое же отношение, как приезжий из Барнаула. Я вполне допускаю существование неких людей, несущих в себе дух старой Москвы – но и у них, признаться, не больше прав на эту территорию, нежели у нас, понаехавших. Но что я знаю точно – это то, что понаехавшие сделали для Москвы значительно больше, чем москвичи. Причина проста и озвучивалась мной не один раз – москвичам нет никаких причин рвать задницу в попытках завоевать этот город. А понаехавшим провинциалам вроде меня без этого самого отчаянного рванья задницы здесь выжить бы не удалось. Что, кстати, лишь подтверждает мой предыдущий тезис о том, что Москва – это лишь территория, на которой толкутся за право занять удобное место под небом десятки миллионов приезжих. И по факту их завоевания этого места лично для меня закрепившийся в городе дворник-таджик стоит куда выше на социальной лестнице, чем коренной москвич-хипстер с квартирой на Таганке, бездарно тратящий свою убогую жизнь на чтение и прослушивание всего, что насоветовано журналом “Афиша”. Нет, Москва – это не город. Москва – это экзамен. Выживший в Москве сможет выжить в любом месте мира, но только при одном условии – если он в Москве действительно выжил, а не родился в ней изначально. Родившиеся в Москве, а в особенности те самые “коренные москвичи”, которые в третьем поколении и все такое – это безнадежные, социально бессмысленные бледные черви. Родившиеся в Москве – это самые ненужные люди в Москве. Это не их город. Это город тех, кто способен. Тех, кто силен и в отчаянном положении. Это город преодоления и город завоевания. Но это никак не город из фильма лимитчика Козакова “Покровские ворота” – тихий и пасторальный, где только Савранский на своем мотоцикле (наверняка, кстати, лимитчик) и вносит хоть какую-то толику жизни. “Москва слезам не верит” – провозгласил однажды лимитчик Меньшов. И это ведь чистейшая правда. Лучший фильм о Москве рассказывает нам именно о лимите. О тех, кто завоевывает этот город, а потом строит этот город. Город, на который его уроженцам, его “коренным” наплевать. Всё, что этим “коренным” нужно – это чтобы их жалкие руины не трогали. Чтобы вокруг ничего не менялось. Чтобы Макондо всегда оставалось таким, как в самом начале. Но это невозможно, вы знаете. И поэтому у “коренных москвичей” нет будущего. И преимущественного права голоса у них, разумеется, нет тоже. Москва – это город приезжих. И именно в этом сила Москвы. И вся ненависть регионов к Москве – это ненависть к тем своим друзьям и соседям, кто смог удержаться в Москве. И ненависть к собственной тупости, слабости и беспомощности.