Все началось с того, что друган мой - Славка-егерь - решил на протоке из-подо льда порыбачить. И, то ли клев хороший был, то ли ветерок промозглый, а пешня тяжелая, да только по возвращении в зимовье скрутило его так, что ни вздохнуть, ни охнуть.
А в зимовье, когда на улице мороз под тридцать, без печки никуда. И вроде дрова есть с осени заготовленные, да до поленницы той с заклинившей спиной ну никак не добраться. И помочь некому. Нет никого кроме Ирбиса - лайка это Славкина - да мыши по щелям забились. И понимает Славка, что к утру избушка выстудится, и будет его верный пес над окоченевшим телом своего хозяина выть.
Попробовал Славка с лежанки спуститься, да стрельнуло так, что в глазах потемнело. Сам завыл жалобно и дико. Чем и привел Ирбиса в состояние крайнего удивления.
А Ирбиса удивить трудно, - он со Славкой за восемь лет и на медведя хаживал и кур соседских влет брал. И еще много чего героического. Но тут к хозяину подполз, в щеку лизнул, мол, ты чего, охренел что ль?
Хозяин же, и по загривку его потрепать не может, так как заклинило его в очень неудобной для этого позе.
- Эх, - говорит, - Ирбис, был бы ты человеком, ты помог бы, я знаю. Но ты, хоть верный, но пес и нет с тебя спросу. Тебе ведь и понять меня трудно, а не то, что полено принести.
Ну и действительно, какой с собаки спрос? Он тыкнулся еще раз Славке в лицо и в лаз. Был для него такой специально сделан, войлоком зашторенный. Минут через пять Славка слышит, что-то стучит у лаза. Потом задница Ирбиса из-за войлока выглянула – раньше он так никогда не входил. Когда весь пролез, следом за собой затащил полено. То-то видно и стучал, что передом оно поперек в лаз не влезало. Короче, за час он поленьев двадцать натаскал. Не верите?
Вот и мы не поверили, когда на следующий день приехали. Славка нам рассказывает, а нас сомнения гложут. И чем больше пили, – а на зимнюю рыбалку мы с собой помалу никогда и не брали, - тем больше нас те сомнения одолевали. Особенно Петруха изгалялся. Ну не верил он этому и все. В доказательство своих слов даже обрывок газеты Ирбису под нос совал. Мол, если уж он по-человечески понимает, то газету почитать ему раз плюнуть.
Славка, кстати, после того как мы его растерли водкой изнутри и снаружи, тоже, в доказательство своих слов, просил Ирбиса полено принести. А тот в ответ только зубы скалил и хвостом по полу стучал.
Короче!
Как бы там не было, а водка если не кончается, то по логике народ рубится. Ближе к ночи и мы рубанулись. Повалились на нары вповалку.
Помню только, что Петруха с газетой и Ирбисом все еще эксперименты проводил. Обычно, когда все уже похмелялись, Петруха еще и не заканчивал – стойкий он к водке был. И весельчак. Мы ему за это многое прощали, даже песни среди ночи.
Но той ночью он не пел. А разбудил тем, что выдергивал из-под нас свою куртку, нервно требовал ключи от Бурана и вообще вел себя неадекватно – какой-то трезвый он был и суетливый. Мы его таким раньше никогда и не видели, в особенности, если водки предостаточно. На вопросы не отвечал, все твердил, что домой надо. Ну, надо значит надо – кто его там разберет, может приспичило что. А нам уж очень спать хотелось.
Утром встали, все чин-чинарем - ну там кофе, круассаны, в общем - что осталось. Сели план рыбалки составлять – уже и стаканы расставили.
Петруху, добрым словом вспомнили, Славке налили, чтоб болевой симптом снять. Тут он и разговорился:
- Вы, - говорит, - мужики, только Петрухе не рассказывайте, А-то пристрелит он меня сгоряча. Сейчас расскажу, почему он вдруг домой свалил!
Вы уснули, а у меня спина побаливает, я только глаза прикрыл. А Петруха все Ирбиса шпыняет, то лезгинку станцевать требует, то газетой ему тычет. Ну, мне мужики, кобеля-то жаль, боевой ведь товарищ. Да и правду я всю про него рассказал. За что страдает-то? Уж он бедный в изголовье под нары ко мне забился, зевает, а Петруха как банный лист. Ну и когда он Ирбису в очередной раз газету сунул я возьми и измененным голосом рявкни: «Че доебался?! Я её вчера прочел!». Сказал как гавкнул, а Ирбис зевнул. Сначала стакан об пол звякнул, а потом газета шуршанула.
И тишина. Минут пять тихо было. Потом он шевельнулся и тихо так шепотом:
- Ирбис, ты что ли?
Ну, я опять под собачий зевок и добавил:
- Заеб уже! Ты же все равно не поверишь!
Ну, тогда Петруха себе еще стакан набулькал, сказал Ирбису:
- За твое здоровье! Извиняй, если что! - и начал ключи искать.