Америка. Окрестности столицы. Осень, но довольно тепло. Ранний вечер.
Станция метро. Сижу на парковке в машине, жду приятеля. Справа, метрах в
десяти, остановка автобуса. Вокруг практически никого, не считая
абсолютно бомжового вида негра, в грязном и мятом плаще, дремлющего на
скамейке этой самой остановки. Он полулежит, прикрыв глаза. Из-под
замызганной типически-негритянской вязаной шапки видны наушники. Музыку
слушает, видать. Небось, реп свой дурацкий. Курю, открыв окна. Тоже
слушаю музыку - Б.Г. Регулятор громкости на минимуме. Появляется
приятель, плюхается на сиденье, слышит свою любимую песню "Рок-Н-Ролл
Мертв" и врубает звук на полную. Я как раз повернулся в его сторону,
поэтому начало последующего действа и произошло у меня на глазах,
повергнув в полный ступор.
Угнетенного белыми расистами афроамериканца прям подбросило в воздух,
он оскалил белозубую улыбку во всю ширь, заорал, перекрывая рев моей
магнитолки: "Братьяаааааааа!" и ринулся прямо к нам. Я не сразу въехал,
что кричит-то он по-русски, и первым порывом было дать с места по газам.
Не успел я коснуться ручника, как эта черная образина, оказавшаяся
ростом никак не меньше небезызвесного баскетболиста О`Нила, уже
просунулась в окно машины, хватая нас за руки и причитая скороговоркой
безо всякого акцента: "Друзья, как я рад, что вас встретил наконец,
моченьки моей больше нет, где ж вы были-то, че ж меня бросили, я ж тут
чуть не помер, ну как вам, б%я, не стыдно так над соотечественником
издеваться, ну е# вашу мать?!".
Представляете наше полуобморочное состояние??? Мы как сидели с
раскрытыми ртами и выпученными глазами, так и застыли. Я только и смог,
что протянуть руку и удавить в ноль последние завывы ляпинской гитары.
А наш новый загорелый друг так и продолжал нависать над нами, грозя
оторвать мне дверцу, не уставая тараторить: "...Вы не представляете,
что мне тут только не довелось пережить. Обокрали, чуть в полицию дважды
не попал, подрался, ночевал в церкви, потом в приюте, чуть на какую-то
оккультную тусовку не затащили, выучил кучу новых английских слов,
потерял книжку с телефонами-адресами и словарь вместе с сумкой,
бумажником и деньгами, хорошо хоть паспорт и плеер остались, люди добрые
вот шапочку подарили..."
Приятель мой очнулся чуть раньше меня и попытался внести ясность:
- А ты, собственно, хто?
Лицо негритянской национальности отразило разом целую гамму чувств от
мысленного напряжения до полного удивления.
- Как кто? Серега я, из Москвы. Вы че меня не встретили запозавчера,
гады?
Ситуация... Тут мы задумались. Вид черного бомжа, утверждающего на
чистокровном рассейском диалекте, что он какой-то известный нам Серега
из Москвы, которого зачем-то надо было встречать не сегодня, а именно
запозавчера, внушил нам подозрение о групповом психозе на почве
круглосуточного кнопкотоптательства. Мы переглянулись.
- Да что вы, мужики, ей богу? Допились до того, что числа путаете? Я ж
двенадцатого еще прилетел в ваш долбаный Балтимор-Вашингтон Аэропорт с
пересадки в Нью-Йорке. Макс сказал, что вы меня от метро заберете. Я тут
как дурак 4 часа прокуковал... Пошел в туалет на заправку и сумку
оставил на минуту, вернулся нету... Каждый день теперь тут торчу, жду
вас... Этож пи#дец прям какой-то! Чуть не поседел весь...
Тут до нас начало мееедленно доходить. Говорю с идиотской миной:
- Ты, Серега, наш, что ли?
- Ну да, русский я, свой! Вам че, Макс не сказал, что я на негра похож?
Никакого Макса мы, конечно, не знали и никто нам ничего не говорил, а уж
тем более о том, что Серега из Москвы похож на негра и его надо у метро
встретить двенадцатого.

Короче, что оказалось. Наш новообретенный знакомый, с простым русским
именем Серега, пал жертвой интернациональной дружбы между своими мамой и
папой, учившимися вместе в некоем московском вузе. В Америку он прилетел
учиться по приглашению одного из местных универов. Его бывший
институтский однокашник Макс, поступивший годом ранее в тот же универ,
проинструктировал своих двух здешних друзей встретить Серегу у метро
(сам не смог - накануне ему прооперировали глаз). Ребята никогда раньше
Серегу не видели, а Макс забыл упомянуть самое главное Серегино
отличительное свойство. Не мудрено, что в дневной толчее околометрошного
"часа пик" они не узнались, учитывая еще то, что станция имела два
симметричных выхода.
О последовавшей трехдневной робинзонаде Сереги можно было бы написать
отдельный рассказ, но пусть он уж лучше пишет его сам!
Кончилось все хорошо. Универ был нам известен, туда мы и подвезли
незадачливого путешественника. Через секретаря факультета разыскали
Макса, который был третий день на грани истерики от того, что друг его,
по всем справкам авиакомпаний и аэропортов, прилетел, но куда-то
мистическим образом подевался и ни полиция, ни пожарные, ни медики
ничего о его местонахождении не знают. На радостях мы крепко напились с
новыми знакомцами. Все от души повеселились, когда Серега в красках
описывал за столом нашу с ним первую встречу - вытянутые рожи и круглые
глаза, лбы, напряженные нешуточной работой мозга, а так же свой восторг
от предвкушения хеппи-энда после стольких злоключений. Особо он
радовался тому, что встретили его и выручили совершенно незнакомые, как
оказалось, люди. Да и сумка его в конце концов нашлась...

Все смеялись до слез, слушая его проникновенную речь, сильно смахивающую
на грузинский тост, но под стол мы сползли окончательно, когда Серега
произнес заключительную фразу:
"Так выпьем же за наш великий народ, за то, что что русский человек
ближнего никогда в беде не оставит и из любого дерьма вытащит!"
(с)