«На всю жизнь я запомнил случай на съемках „Белого солнца пустыни“. Павлу Луспекаеву (актеру, сыгравшему таможенника Верещагина. — „Труд-7“) в кадре приходилось ходить без трости, и когда камеру выключали, я подставлял ему плечо. Он очень уставал на своих протезах, но не подавал виду…

Однажды я в очередной раз подставил плечо: „Пойдемте, дядя Паша. Отдохнем у моря“. Мы сели на берегу у самой воды. Я снял с него сапоги, протезы. Он опустил ноги в море. Там уже не стопы были, а одни пятки... Вдруг вижу: у него из глаз катятся крупные слезы. Он почувствовал мой взгляд и говорит так внушительно: „Ничего не было. Понял?“ — „Да“. — „Ну, тогда пошли купаться!“ Луспекаев надел кеды — он всегда купался в кедах, они „дополняли“ ему ноги в воде, — и поплыл...»

Такие воспоминания о легендарном периоде своей кинокарьеры остались у питерского актера Николая Годовикова, сыгравшего одну из самых любимых народом ролей отечественного кинематографа — красноармейца Петруху. 45 лет назад, в 1966 году Годовиков впервые дебютировал на экране в черно-белой картине режиссера Геннадия Полоки «Республика ШКИД» в роли беспризорника. По странной прихоти судьбы именно эта роль, а не та, что принесла ему славу, стала пророческой.
Артист-беспризорник

Его биография похожа на американские (а лучше сказать, русские) горки. За удачным дебютом — роль красноармейца в фильме Владимира Мотыля «Женя, Женечка и «катюша», затем «Белое солнце пустыни», персонажи в эпизодах. В 1979-м — тюремный срок по «статье Бродского» — за тунеядство. Следом второй — уже за кражу. В 1988-м Годовиков сыграл фронтового связиста в фильме Отара Дугладзе «Взрыв по заявке». И снова — кража, суд, «Кресты»... Сейчас он не открещивается от своей тюремной одиссеи и объясняет ее так:

— Пацаном я сам беспризорничал и скитался по вагонам. Снова бомжевать пришлось уже в зрелом возрасте. Многие бомжи привыкают к такой жизни. Я не смог. Бутылки собирать не стал: не вышло устроиться на работу, пошел воровать: Но вначале об этом даже не думал. Когда «Белое солнце» вышло на экраны, я был в армии. Многие режиссеры в то время имели на меня виды, но я об этом не знал: в часть приходили приглашения, а начштаба, гад, складывал их в сейф. Когда я уходил на дембель, он отдал мне пачку киноповесток и издевательски произнес: «Вот тебе, артист. Теперь снимайся!»

— Значит, всему виной нерадивый начальник штаба...

— Не он, а я. Тогда у меня у самого был ветер в голове. Демобилизовавшись, женился и вместо того, чтобы вернуться в кино, начал зарабатывать деньги трудом нетворческим. Жена Галя была человеком сугубо бытовым и меня как актера не понимала. Ради семьи я брался за любую работу — каменщик, грузчик, слесарь, сушильщик кож, варщик фруктов на кондитерской фабрике. Но через три года все равно пришлось развестись. От этого брака — дочь Мария, ей сейчас 37.

Потом жил один в коммуналке. Там случилось несчастье — сосед приревновал к своей сожительнице, разбил о мою голову бутылку и всадил в грудь «розочку». Ранение оказалось тяжелым — были задеты сердце и легкое. В больницу привезли без сознания: После операции снова работал — разносчиком в магазине, разгружал вагоны. Но рана болела — меня не долечили. Поэтому я мог работать не всегда. Как-то пришел участковый: «Ты четыре месяца в году бил баклуши, значит, тунеядец. Пойдешь в тюрьму по 209-й...» Я ему: «Зачем посадить меня хочешь?» А он: «Ты живешь один в 25-метровой комнате, а я с женой и ребенком на 18 метрах. Несправедливо!»

Сидел в Яблоневке — «тяжелой» зоне под Питером, где беспредельничали те, кто по возрасту перевелся с «малолетки». Эти «старики» опускали младших, вымещая на них свои прежние обиды. Но мне повезло: один авторитет сказал, чтобы меня не трогали. Но я бы и сам не позволил себя унижать: на другой зоне, защищаясь, я уже чуть не убил зэка ножницами…

Когда пришел с зоны, все от меня отвернулись. Получил направление на комбинат в Приозерске. Там сказали: «В общежитии мест нет. Снимите пока угол, сделайте прописку, и на учет в военкомате надо встать». Прихожу в военкомат: «Поставим на учет, когда пропишетесь». А в паспортном столе: «Встаньте сначала на военный учет». Я на это дело посмотрел и от безнадеги связался с ворами-рецидивистами. Те накормили, напоили, одели и дали 500 рублей «подъемных». Одному из них понадобился напарник для кражи, и я сам вызвался. Нас «замели». Тюрьмы я тогда уже не боялся. И отсидел четыре года под Вологдой, в Шексне.

Освободившись, старался не лезть никому на глаза. Но нашлись друзья, которые чуть ли не насильно привели на «Ленфильм». Там меня уже «похоронили» — женщины обмирали, когда я появлялся в павильонах. Думали, что спился, убит. Но Отар Дугладзе взял меня на роль военного телефониста. Тогда же я познакомился со своей второй женой Риммой.
«Тюрьма — не твоя планида»

— Она понимала вас лучше первой?

— Мы сошлись во время моей второй сидки — в местах не столь отдаленных. Потом она позвала жить к себе. У нее была проблема — до меня вышла замуж, хотела ребенка, и никак. Когда забеременела, я положил ее на сохранение. Родила пацана — Артема. Я подумал: «Может, это и есть моя семья?». Но иллюзии развеялись быстро. Как и прежде, подрабатывал: грузчиком на электрокаре, ночным сторожем в вагоне-ресторане, однако снова ушел в никуда. Не поладил с ресторанным начальством... Безденежье, жена скандалит. Однажды прихожу домой — мои вещи выставлены за порог. Никогда этого не забуду: жена и теща в окне грозят мне кулаками и выкрикивают ругательства, а полуторагодовалый Артем незаметно взобрался на стол, стоявший у окна, и корчит смешные рожицы — не понимает, что мы расстаемся навсегда...

Очень не хотелось больше сидеть. Но идти было некуда. Родители меня не приняли. Стал бомжевать. Но решил, что надо вылезать из жизненного тупика — а для этого нужны деньги. И не удержался, «пошел» в третий раз. Надеялся — вернусь к Римме с деньгами, и она смягчится. Так хотелось увидеть сына! Но снова «залетел» — на 2,5 года.

— Что помогло выжить в тюрьме?

— Не только кино. Конечно, когда я еще только шел по этапу, на зоне уже знали: «К нам едет Петруха!» И по первости это выручало. Зэкам же интересно пообщаться с киноактером. А потом — ты такой же, как все. Мне два охранника в «Крестах» сказали прямо: «Нам пофиг твое кино, ты нам сам симпатичен как человек». Потом я с их соизволения открывал камеру отмычкой и гулял по тюрьме! Случалось, кто-то из «авторитетов» отнесется по-доброму, даст слабинку. Но были и те, кто начинал меня прижимать. И тогда «мой» «авторитет» говорил: «Извини, но мне из-за тебя лезть на рожон нет резона». Приходилось защищаться самому: и лом брал в руки, и топор.

— Знакомые с зоны выручали потом «на гражданке»?

— Один «авторитет» во время последней отсидки сказал мне: «Ты не тюремный человек. Это не твоя планида. Освободишься — найди меня, помогу». И действительно помог — купил одежду. Благодаря ему я познакомился со своей последней женой Людмилой. Искал телефон одного из его знакомых, и мне дали по ошибке ее номер. Мы вместе 18-й год. Это первая женщина, которая меня понимает. Если б не она, я мог бы сорваться снова... Это моя последняя семья — Люся и ее дочь Валерия. Награда за мои мытарства.

— Как вы подружились с Луспекаевым?

— Мы познакомились в 1965-м на съемках «Республики ШКИД». Он играл там учителя физкультуры Косталмеда. Мне было 16, ему 38. В то время с ним случилась беда — болезнь ног и ампутация. Меня тянуло к нему, и он тоже, видно, меня приметил. На съемках «Белого солнца» мы встретились уже как старые знакомые. Я его — по имени-отчеству, а он: «Да брось ты, давай просто «дядя Паша...» Он был моим кумиром. Я хотел стать похожим на него — но не вышло... Однажды сломал пятку и решил как бы повторить его подвиг — только в театре. Думаю, раз дядя Паша мог сыграть роль на протезах, то и я в гипсе тоже смогу. Вышел на сцену и чувствую: нет, не получится. Он оказался сильнее меня.
Наше досье

Николай Годовиков родился в 1950 году в Ленинграде. Снялся в 19 фильмах. В последние годы играл в театре, исполнил роли в фильмах и сериалах «Менты. Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности», «Спецназ», «Русский спецназ», «Бандитский Петербург», «Золотая медуза», «Прииск», «Викинг» и других. Работает в петербургском «Метрострое».
Снимается в эпизодах.