Люблю я ездить на учёбу от предприятия. Нравится не сам процесс получения знаний, конечно, всё равно ничего нового не рассказывают, а вечерние разговоры за рюмкой чая с такими же инженерами, как и ты. Вот где, действительно, новые знания и бесценный чужой опыт. Вот и в тот вечер, отсидев на занятиях и поужинав, я и два соседа по комнате гостиницы, неспешно выпивали, рассказывая друг другу истории из своих трудовых будней. Впрочем, алкоголь постепенно делал своё дело и темы начинали уходить от производственных вопросов в сторону гендерных. Или, проще говоря, говорить начали про женщин.
Я рассказал старый-престарый анекдот про солдат, проверяющего генерала и лошадь, на которой к бабам ездят. И тут один из собутыльников посмотрел на меня серьёзным взглядом и задумчиво изрёк:
- Я этот анекдот ещё в армии слышал. С ним ещё, помню, казус один вышел… - И начал рассказывать. Что удивительно, имя собеседника давно и прочно стёрлось у меня из головы, а история так там и засела. - В-общем, дело было так…

В конце восьмидесятых служил я в погранвойсках, на таджико-афганской границе. Гарнизон заставы состоял практически полностью из аборигенов, с трудом говоривших по-русски. Наверное, именно на почве родного языка я достаточно быстро сошёлся с Ваней. Он был родом из Питера и в армию попал с четвёртого курса университета в результате какой-то тёмной истории, про которую старался молчать или отшучиваться. Но парень был неординарный – умный, эрудированный, да ещё и по-английски шпарил на уровне хорошего разговорного. И вот ведь парадокс: такому, вроде бы, сидеть положено где-нибудь при штабе, а он сапогами границу топчет, и наркокурьеров изредка отлавливает. От него-то я этот анекдот и услышал.

Была на заставе и ещё одна достопримечательность. Вернее был. На длинной цепочке сидел натуральный варан. Серого цвета, длиной примерно метр и хвост ещё с полметра. Работал он уничтожителем пищевых отходов, и за то долгое время, что жил на заставе, приучился рубать всё подряд. Изредка ещё отлавливал разную живую мелюзгу, что пёрлась на территорию заставы из окружающей её полупустыни, и тоже съедал. А в остальное время либо грелся на солнышке, либо дрых в тени стены. К людям относился с буддистским спокойствием, делая вид, что их не замечает. Солдаты тоже старались с вараном не контачить, ведь зубы у него были страшные, а ударом хвоста, по слухам, он, не напрягаясь, ломал черенок лопаты. Так и жили, соблюдая мирный нейтралитет. Раз в неделю провинившийся солдатик убирал продукты жизнедеятельности желудка ящера, а больше никаких проблем с ним не возникало. Да и я, признаться, подивившись две недельки, привык и перестал обращать на варана внимание.

Однажды приехала на заставу комиссия из какой-то отсталой африканской страны, которая внезапно сменила строй, собиралась строить социализм, и большой брат СССР оказывал ей в этом начинании всякую поддержку. Вот и каталась делегация иссини-чёрных негров в кричащей военной форме и беретах с огромными аляповатыми кокардами, осматривали, как организована охрана государственной границы в таких же природных условиях, что и у них. По-русски, разумеется, никто из них не говорил, по-английски, скорее всего, тоже, поэтому присутствовало с ними аж два переводчика. Один, дядя в сугубо штатском костюме, переводил с русского на английский, а второй в национальной одежде – с английского на их тарабарское наречие.

Вот мы с Ваней и были приставлены начальником заставы к ним гидами, чтобы утром, до жары провести экскурсию по заставе. Застава была типовая, гости ещё до нас, похоже, повидали таких немало и явно скучали, пока мой сослуживец, минуя переводчика, рассказывал их толмачу, что и как, изредка пользуясь мной в качестве наглядного пособия. Но увидев варана на цепочке, который, не обращая внимания на пёструю толпу людей, грелся в лучах утреннего солнца, заметно оживились и наперебой застрекотали на своём наречии. Переводчик обратился напрямую к Ване, так как успел убедиться, что английским он владеет достойно, для чего, мол, нужна на заставе эта рептилия. И тут экскурсовод, вспомнил давешний анекдот, не моргнув глазом, на полном серьёзе, отвечает, что до цивилизации далеко, женщины на заставе не появляются, а мужчины собрались молодые, секса хочется, вот для этих целей варана и пользуют.

Мужчина в штатском, услышав такое, аж побледнел и начал нашёптывать что-то на ухо командиру части, а толмач в национальном костюме, не моргнув глазом, прочирикал ответ группе темнокожих военных. В толпе незамедлительно поднялся шум, негры начали спорить друг с другом, показывая руками то на варана, то на казарму, то делая поступательные телодвижения тазом, понятные без всякого перевода. То ли в племени гостей межвидовые половые контакты не были в диковинку, то ли права неполиткорректная теория о том, что чернокожие только недавно слезли с пальмы и потому доверчивы сверх всякой меры, но, после недолгого обсуждения, вся комиссия единогласно выразила желание увидеть, как происходит акт единения человека и большой ящерицы воочию.

Ваня, услышав такое, быстро нашёлся и сказал, что сейчас никак не возможно, потому что ещё утро, холодно, а замёрзший варан не предрасположен к любовным играм, так что продемонстрировать, то, что гости хотят увидеть, можно будет только вечером. Человек в штатском издал вздох облегчения и властно сказал, что до вечера у них ещё запланирована обширная программа и быстрее повёл грузить негров в УАЗы. Но даже уезжая, чернокожие военные продолжали громко спорить на своём языке, показывая руками на варана, невозмутимо гревшегося на солнце.

А Ваню после этой истории вызвал к себе начальник заставы, долго и матерно отчитывал, а в конце беседы назначил бессрочным дежурным по уборке экскрементов за «сексуальным партнёром». И пришлось Ване до самого дембеля, под чутким командирским контролем, раз в неделю брать ведро и лопату и освобождать территорию заставы от продуктов жизнедеятельности большой ящерицы.

© витян