В те давние времена, когда я еще читал художественную литературу, я
прочел также всего Шукшина. Мне его «чудики» понравились, но по жизни я
ничего похожего не встречал. До прошедшего лета. Тогда я понял, что мой
односельчанин Сашка – настоящий чудик и есть.
Ему под сорок, и он единственный из более-менее молодых мужиков
круглогодично обитает в деревне в своей избенке, отопляемой
исключительно дровами. Он не женат, хотя мужик вполне ладный, несильно
пьющий и мастер – гроссмейстер! – на все руки. Весь дом и двор у него в
различных самоделках-приспособлениях (не место здесь их перечислять),
включая собранное им самим нечто напоминающее мотоцикл. А вот огорода
Сашка большого не держал, хотя цветов у него хватало, в основном
тюльпанов.
Вступил он как-то в роман с одной москвичкой. Сашка было переехал к ней
в столицу, в отдельную квартиру, но через неделю смотался оттуда – жить
в «этом ужасном городе», по его мнению, невозможно. Ну а дама отказалась
жить с ним в деревне. Так что к нему захаживали какие-то однодневки, но
была у него и настоящая тайная романтическая любовь - к молодой девушке
из переселившейся к нам в деревню после Чернобыля белорусской семьи. Это
выяснилось, когда девчонка погибла в автокатастрофе, и на следующий день
кто-то всю улицу в селе усыпал тюльпанами, а в саду у Сашки их не
осталось.
Денег у него долгое время не водилось, поэтому из имеющейся у него земли
в 30 соток, он только 5 оставил себе, остальные продал раскрутившемуся в
Москве соседу, который выстроил в деревне шикарный дом и на полном
серьезе занялся сельским хозяйством.
Но вот лет 5 назад Сашке повезло, и он устроился на денежную работу в
город Дмитрове, до которого надо было пилить сначала на автобусе, а
потом на электричке. Автобус уходил в 5 утра, и тут мы переходим к
главной слабости, точнее даже беде, Сашки – как ни странно для
деревенского жителя, он смертельно боялся собак (те его в детстве
покусали – психическая травма осталась на всю жизнь). А эти твари –
гибриды всяческих овчарок, чувствуя, что он их побаивается, считали его
своей законной жертвой и накидывались на Сашку при первой возможности.
Днем они сидели на привязи во дворах, однако на ночь хозяева их
обязательно спускали с цепи. Так было принято, что называется, издревле.
Поэтому часов до шести утра деревня оказывалась в полном распоряжении
этих зверюг.
Короче, Сашка не мог пройти к пятичасовому автобусу без опаски быть
покусанным. А ведь автобусная остановка находилась прямо за его домом,
не более чем в 50 метрах. Но как раз эта территория и была продана
богатенькому соседу и теперь окружена высоким забором. Однажды Сашка
пытался через него перелезть, но был застукан этим самым соседом,
который свое возмущение выразил очень недвусмысленно. С другим соседом,
слева, Сашка тоже не дюже ладил, так что и через его территорию не
проскочишь.
И тогда он стал пристраиваться ко мне, поскольку я на том же автобусе
летом как на работу ездил по грибы или за какой-нибудь интересной
болотной ягодой вроде гонобобеля. А я всех этих собак давно прикормил.
Хоть и поругивают в народе нынешнюю вареную колбасу, животные ее
уважают. Уважают и того, кто их ею кормит. (Замечу, что и Сашка пытался
собак колбасой подкупить, но те ее сжирали и набрасывались на бедного
Сашку с удвоенной энергией). В общем, под моей охраной он так и
пробирался к остановке едва ли не каждый божий день в течение последних
лет.
Года три назад Сашка решил у себя на участке устроить колодец. Приехала
бригада, выкопала этот колодец, а также еще одну неясного предназначения
яму. В тот же год в доме Сашки появились два таджика, однако чем они там
у него занимались, я не сильно понимал, но не удивлялся. В последнее
время чуть не в каждом деревенском дворе сновали разнообразные азиаты,
которые выполняли самую разную работу.
В нынешнем году я приехал в деревню в апреле и решил ближайшим утром
пойти за сморчками. Заскочил к Сашке, намекнул, что готов его
сопровождать, но он к моим словам отнесся равнодушно и сказал, что
«проблема решена радикально». Я удивился, но расспрашивать его ни о чем
не стал. Может, у него график работы сменился или собак в деревне
перестреляли (было такое во время эпидемии бешенства).
На следующее утро я с корзиной двинулся к 5-часовому автобусу. Свора все
тех же собак бродила по деревне. Сашки не было видно. Пришел я рановато
- автобус приходилось ждать минут двадцать, и тут я обнаружил, что
какие-то придурки дотла сожгли лавочку на остановке. Я огляделся – где
бы присесть – и обнаружил метрах в десяти за деревом приличных размеров
камень, раньше я его вроде бы не видел. Я расположился на нем, благо он
был достаточно плоским.
И вдруг мне показалось, что камень подо мной шевелится. Я, будучи к тому
же некоторым образом с похмелья, вскочил ни жив ни мертв. А камень между
тем отвалился в сторону. Под ним оказался лаз, откуда сначала появилась
рука, потом голова. Оба предмета принадлежали Сашке. Наконец он вылез
весь, скинул с себя балахон со свежей грязью – видимо, лаз был не
слишком широким - и оказался в цивильном прикиде, в котором и ездил на
свою работу.
- Три года с таджиками рыли, - пояснил он. – Тоннель – самое радикальное
средство против собак.