Расул, здоровый мордатый дагестанец, хоть и был на полгода призывом помладше нас, но авторитет в казарме имел неоспоримый, да и годами он старше многих лейтех. Двадцать шесть лет – солидный возраст для солдата. На радость дедам и на горе салабонам, Расул был старшиной нашей роты.
Уже наверное месяц, старшина ходил за мной напоминая, чтобы я не забыл взять у моего друга – секретчика свежий пароль. Три слова всего, но какие это важные слова…
В казарме при входе стояла тумбочка с ящиком Пандоры – старинным черным телефоном без диска. В обычной жизни, от него не приходилось ждать ничего хорошего, кроме учебных тревог, внеочередных строевых смотров и прочих подобных противогазных развлечений, но если знать три волшебных слова…
Поднимаешь трубку, в ней сидит неизвестный солдат, говоришь ему первое слово: «гитара», через пару секунд слышишь голос: «Гитара слушает».
- Гитара, дай мне Факел.
- Факел слушает.
- Факел, дай мне скалу.
- Скала слушает.
- Скала, дай мне выход в город на номер 4-6-7-4-9-5
А дальше из страшного черного телефона, не предвещающего ничего хорошего, ты за тысячи километров слышишь голос родного человека. Одно плохо, что пароли округов областей и городов меняли каждый месяц, ну и конечно же если поймают тебя у телефона на горячем – сразу «губа».
Расул был человеком очень женатым («очень» – потому что дико любил свою жену). Когда он показывал ее фотку, первая реакция у всех была: «Ни фига себе! Это что твоя жена?! Че-то она слишком красивая…» Расул улыбался и прятал жену Лену обратно в военный билет.
Вот и начал старшина напоминать мне про три волшебных слова еще за месяц до дня ее рождения…
Наконец, этот день настал. Я вернулся от секретчика со свежайшими «скалами и факелами», которые маскировали от шпионов город Пятигорск, получил в подарок кожаный ремень и пошел смотреть на телефонный аттракцион.
У Расула от волнения дрожали руки, он никак не мог разобрать мои каракули. Это нас всех очень забавляло. Наконец, три волшебных слова довели его до Пятигорска и…
Беда в том, что военная связь – это связь военная и для нее не существует понятия «занято», просто вклиниваешься третьим лишним в чужой гражданский разговор и говоришь «громко четко и без искажений…» – то, что тебе нужно.
Вот Расул и вклинился.
Не сказав ни слова, он показал нам указательным пальцем «т-с-с-с» и надолго завис.
Мы молчали, с ужасом наблюдая как меняется лицо нашего старшины. На нем отражалась такая пантомима, что и без слов все стало ясно – у жены происходил с кем-то долгий и мучительно-приятный разговор…
Бедный муж то открывал рот, то кусал руку, то хватался за горло, а по его бритым щекам веселыми струйками побежали крупные прозрачные слезинки. Расул не хотел прерывать их разговор, чтобы поточнее узнать на какой глубине ада находится он сам…
Как назло мимо казармы шел командир бригады, он издалека увидел дневального, выставленного на крыльцо для поднятия шухера, а поскольку полковник на четырнадцать званий умнее дневального, то без труда незаметно подобрался сзади через кусты, не позволив солдатику и чихнуть.
Появление в казарме комбрига стало полной неожиданностью, но старшина на удивление даже не дернулся, а продолжал молча стоять с трубкой, тяжело дышать и плакать.
Полковник оказался очень благородным человеком, он не говоря ни слова, подошел к тумбочке и карандашом на огрызке бумажки написал «Трое суток ареста!»
Расул взял карандаш свободной рукой и дописал: «Есть. Спасибо.»
Комбриг тихонько похлопал старшину по плечу, махнул рукой и стараясь не топать вышел из казармы.
Я чувствовал себя ужасно гадко. Дернул же меня черт высунуться с этим паролем…
Но внезапно лицо старшины расплылось в улыбке и он размазывая слезы заорал в трубку срывающимся голосом: «Анжела Сергеевна, здравствуйте! Как у вас с Ленкой голоса похожи! Не пугайтесь – это я. Расул. Жаль, ну ничего, поздравьте ее от меня, когда вернется, и скажите, что я ее очень люблю. Да у меня все отлично, вот на губу сажусь…»