Я люблю оружие. Больше всего кардинальное. Ещё в детстве, примерно 11–12 лет, с товарищем мы посещали Тульский Оружейный Музей и читали справочники по стрелковому оружию.

А в те годы Тульский Оружейный Завод выпускал пластмассовые игрушки в натуральную величину оружия стреляющие пластмассовыми же пульками примерно 6 мм в диаметре при помощи пружинки и маленького насосика. Отдельные молодые умельцы исхитрялись купить на барахолке пружину от настоящего автомата и модернизировав ею свой «ТТ» стрелять пластилином или металлическими шариками от подшипника.

В те же годы, в Челнах, сверстники создавали нечто более серьезное из подручных средств. Мною было выточен единый с тулицей(?) приклад на него было примотан изолентой модернизированный насос от велосипеда оканчивающийся стволом из трубки примерно под 3 мм пульку. Приводилось в действие, нарезанными кольцами от толстой резиновой перчатки, спусковым крючком из проволоки. Ружье было пристреляно, опробовано с бронебойными (металлическими шариками от подшипника) зарядами и дротиками для «снятия» пернатых. Прошу без паники, я был мальчик добрый, они носили больше устрашающий характер и просто были прилеплены на «магазин» из «липучки». С пятью резинками, с двадцати шагов, пулькой из «липучки», пробивало зелепушное яблоко навылет, бронебойным пробивалась консервная банка. У моих дворовых соратников было вооружение примерно такого же плана не считая дополнительных припасов. На «войнушку» ходили в плотных штанах наподобие джинс, но даже под «джинсами» оставались маленькие точки синяков. Считалось, что выстрелить, даже «врагу», выше пояса — это уже через-чур и вело к долгому гнилому базару.

Дабы показать, что земляк не зря прожигает время и не посрамит славного имени Левши и не менее славных Тульских оружейников, веками оружье ковавшими и раз и навсегда покажет кто есть кто, я твердой рукой засунул маме в дорожную сумку свое «ружье». Очень хорошо, что тетенька в аэропорту не повернулась к монитору во время того когда «просвечивали» нашу сумку, но я то видел, как медленно ползет сумка с явным контуром ружья в ней.

Благополучно добравшись до места дислокации я в первый же день гордо спускался по лестнице подъезда держа ружье на манер Сталоне из «Кобры» дабы выйдя во двор всем своим видом показать, что я настроен серьезно. К моему сожалению мы приехали слишком рано и сорванцов со всех новостроенных районов Тулы и других городов родители ещё не успели привезти бабушкам-дедушкам.

От нечего делать я лежал на скамейке во дворе и расстреливал на свисающих надо мной ветках березы листья. Вдруг, в пяти шагах от меня, с лязгом, натужным сопением и матерком сдвигается в сторону люк водопроводного колодца. И оттуда вылезает перепачканный и уставший сантехник. Он доходит до скамейки на которой я уже сижу, закуривает цыбарку и оценивающе взглянув на ружье спрашивает:
— Что, постреленыш, ружьишко то, стреляет?
— Атож!
— Пристреляно? Осечки не даст?
— Обижаете дяденька!
— Ну-ка, заряди… Далеко бьет?
Я, накидывая пятую резинку:
— С двадцати шагов ябло…, — не успеваю договорить свою коронную фразу я.
Тут сантехник вскидывает ружье и кричит:
— Коля!!
Над люком появляется голова Коли и первый разряжает ружье ему в голову. Все происходит быстро, но в то же время, как в замедленном кино:
— Бац!
Коля:
— Ай!…
И с воем и матерком скрывается в колодце. Оттуда:
— Хлюп!

И как-то сразу во дворе настала тишина. В голове моментально пролетело — «А если в глаз?!«, потом строгое лицо мамы, трясущееся руки бабушки, исправительно-трудовая колония, в которую отправили мальчишку с параллели за стрельбу в школе из самодельного пистолета с патронами от «мелкашки»…

Из ступора меня вывело прилетевшее в грудь ружье. Сантехник кинулся к колодцу, я тикать. Поскольку выдавать место дислокации было никоим образом нельзя, я улепетывал в «гаражи» — огромный котлован на склонах которого расположились «по–шанхайски» лесенкой сараи, а внизу, в центре был гаражный кооператив. Уйдя в гаражах, в известное только нам секретное место в я отсиживался там часа 3–4. И спрятав ружье в наш спецхран, я вернулся домой «огородами». А поразмыслив, я решил, что буду косить в незнанку.

Мама за ужином спросила:
— Ну как, друзья оценили твое ружье?
— Я его дал одному мальчику пострелять…

Прошло два дня в страхах и мучениях. Ночью приснился кошмар, как раненый в глаз сантехник неудачно приземлился, а первый не смог оказать ему помощь из-за прибывающей воды и как меня судят…

На третий день бабушка и мама сказали «Хватит сидеть дома!» и вытолкнули меня во двор. Выходить не хотелось, но в подъезде было холодно и сыро. Сначала я выглянул в щель двери подъезда — никого. Высунул голову — Никого! Вышел на тротуар — НИКОГО! И только я заношу ногу чтоб сделать шаг, как замираю в положении «Наа флаааг, рав–няйсь!». И в десяти шагах я вижу тех самых сантехников и одного с темно-синем, почти черным опухшим ухом. Они погрозили мне кулаком и я бросился наутек. Отсиживаясь в горожах с уже приехавшими и пришедшими туда «на явку» друзьями и показывая достоинства моего детища я подумал, что лучше мне с сантехниками не встречаться, а уж с ружьем и подавно.